[Фиаль]

Вот пытаюсь дописать один из рассказов. За два дня едва ли наваяла двадцать строчек.
Разбегаются мои мысли, как только включаю Word, разбегаются и всё.
А вот, собственно, и сам рассказ.
Те, кто бывал на моём предыдущем дневнике, его, скорее всего, знают.
Остальные пусть читают и ужасаются.

Дневник опустевшей души

Рабочее название: Дневник опустевшей души

Все люди эгоисты. Мы рождаемся эгоистами и эгоистами умираем – в одиночестве. Не верьте тем, кто говорит иначе, отрицание только доказывает очевидное.
Я тоже эгоистка. Увы, осознание этого недостатка не делает меня лучше остальных. Совсем наоборот. Незнание – радость, и я первая брошу камень в того, кто попытается перечить этой старой фразе. У меня есть причины так считать, потому что понимание некоторых сторон человеческой души оставило после себя ужасающую пустоту, которую я самостоятельно, как оказалось, не в состоянии заполнить.
Не знаю, кто именно распространил в массах миф, что друзья приходят на помощь. Могу поспорить, что этот человек уже очень долго как не жилец. Но в любом случае, он не прав. Для настоящего времени, конечно. Людям, которые гордо называли себя моими друзьями, всегда было выгодно оставаться глухими и слепыми, пока дело касается не их самих, и не важно, сколько хорошего я им сделала. Благие деяния не запоминаются.
Когда-то я была романтиком, одной из вымирающего поколения. Не могу вспоминать о том времени без слёз сожаления. И, казалось бы, не так давно всё было – всего лишь год или полтора назад. Славное время, когда я не оставалась один на один со своими мыслями, проблемами и переживаниями, а когда оступалась, случались такие неприятные моменты, находилось плечо, о которое можно было опереться и не упасть. Верить так просто. Верить и знать, что нет такой проблемы, которая бы не меркла, пока ты любишь и любима. Пока есть кто-то…
Только счастье мимолетно, но, не смотря на это, люди так же быстро к нему привыкают. Опять-таки, я не исключение. И, потеряв навсегда самого дорогого, стала считать своё счастье горьким воспоминанием, потому что в сравнение со своим настоящим оно стало приносить мне только слёзы. Глупо, я прекрасно это понимаю и уверяю себя, что пройдёт время, и я привыкну. Но какой бы многослойной не была ложь, она всегда остаётся ложью. Она останется такой, пока не найдётся кто-то другой…
Потеря – вот настоящее одиночество. Именно потеря повернула меня лицом к ряду фактов и одной проблеме, к тому самому осознанию, которое окончательно уничтожило моё желание жить. Не скажу, что мне открылась грандиозная тайна человечества, нет. Просто я наивно полагала и надеялась, что чужой эгоизм обойдет меня стороной. Не обошёл, и это стало одной из причин моего падения.
Потеря – последствие, после которого остро нуждаешься в чьей-то поддержке. И даже не для того, чтобы смириться с опустевшим местом, которое заполнял кто-то дорогой, а чтобы всего лишь на время отвлечься. Никогда не задавалась вопросом, а помогал ли когда-нибудь другому такой подход, лично мне он не помог, ввиду его полного отсутствия. Никто не подставил мне плеча, когда я так в этом нуждалась и, падая на колени и тихо рыдая, видела, как все, кого я знала по имени, один за другим от меня отворачивались. Не хотели сыпать соль на рану. Оправдания – всё та же многослойная ложь. Она не приносит утешения. А потом становится поздно что-либо исправлять, точно запущенная болезнь – рак лёгких, вам осталось жить два месяца. Продолжая сравнение, рак чувств – безразличие, не летально, но крайне сложно лечится.
Безразличие – прелюдия той пустоты, которую я так и не смогла заполнить, потому что мой интерес к жизни медленно угас и развеялся пеплом, а мысли перестали цепляться за яркие образы, промелькнувшие перед глазами. Даже цвета, в моём понимании, стали терять свой насыщенный оттенок, всё больше и больше становясь похожими на цвет серых стен, вдоль которых я убивала время на пару со скукой. День за днём одно и тоже, не удивительно, что я сдалась.
Пустота – причина, по которой я стала бросаться из крайности в крайность: бродила по ночным улицам и переулкам, сама не понимая зачем. Прекрасная жертва ограбления или убийства. Может, именно это подстёгивало меня слоняться по ночному городу каждый день, но ни один, даже самый последний маньяк не обратил на меня внимания. Словно, постепенно сдавая позиции пустоте, я начала исчезать. Повод для беспокойства, но только не для моего.
Перемены – шаг по привычному пути жизни, несущий за собой изменения. Иногда этот шаг делается сознательно, иногда – нет. Мой случай из последних, ведь я не стремилась ни к переменам, ни к чему-либо ещё. Я просто открыла дверь и зашла в помещение, где многое терялось в табачном дыме. Мне бы тоже потеряться в том дыме…
Кто знает, может, было бы лучше, растворись я навсегда в темноте скудно освещённого зала. И тогда моё жалкое существование прекратилось, если бы только кто-то обратил на меня внимание. Но чужие взгляды обходили меня стороной, словно никто из посетителей бара, чьё название и расположение не отпечатались в моей памяти, так и не понял, что их условный покой потревожил пустой человек. Как бы я поступила бы на их месте? По крайней мере, мне тоже безразлично их существование. А если задуматься, то и моё собственное существование не особо меня волновало.
Под звуки неприятной, бьющей по ушам басами музыки я медленно провела взглядом по тёмным личностям, которые занимали два стола у дальней стены, и медленным шагом побрела к барной стойке, угнездилась на высоком табурете и привычно уставилась в одну точку, где-то за бутылками, что были примерно в метре напротив меня. Даже бармен никак не отреагировал на моё появление. Может, я и в самом деле исчезаю? Но моя собственная тень говорила об обратном, и в то же самое время я сомневалась, что тень может послужить стопроцентным доказательством. Подумаешь, кусочек темноты, отбрасываемый предметом. Меня нет, потому что в мыслях моих звенящая пустота.
Не могу точно сказать, сколько времени пролетело, прежде чем не появился новый посетитель, который смог, в упрёк мне, так сказать, привлечь к себе всё внимания. Для начала он едва не растянулся у двери, задев ногой порог. А может, гость был просто в стельку пьян, до краёв наполненный спиртным, как те бутылки, за которые я смотрела. В любом случае, на человека посмотрели все, кроме меня.
- Чёртов город, - со злыми интонациями выдал гость.
Если он что-то и говорил после, то я не услышала больше звука. Точнее, не захотела услышать, потому, как моё скудное внимание привлекли именно первые слова. Словно в них было что-то важное, хотя я и не видела той ценности, которую они внушали. Обожание и сильное разочарование – вот что они оставили о себе, когда стихли.
- Каким бы отвратительным не был город, - негромко проговорили мои губы, как будто в тот момент не я им была хозяйкой, - с высоты он всегда прекрасен.
Нет, я не удивилась странности. Исключительно потому, что такая, казалось бы, будничная роскошь уже давно мне недоступна. Меня нет – некому удивляться. Но кое-кто считал иначе, так как бармен поставил передо мной наполовину полный стакан. Взгляд моих глаз медленно переполз с бутылок на неожиданное угощение. И всё. Я гипнотизировала ореховую жидкость, та и не думала поддаваться.
- Под твоим взглядом виски не закипит, - произнёс бармен, тем самым, переманив моё внимание на свою персону. – Пей. Не пропадать же хорошей выпивке.
Вот именно с этого момента моей пустой жизни начались настоящие странности. Странности, которые рождали вопросы, но не давали ответов. Странности, которые смеялись надо мной и моей памятью.
Но с дугой стороны, я же сама жаждала, чтобы на меня обратили внимание. Не важно кто именно, не важно, при каких обстоятельствах, и с какими последствиями. И каково было моё удивление, когда я получила то, о чём просила. Впрочем, на самом деле оно было кратковременным, не смотря на то, что и сильным.
Пока мой взгляд всё так же медленно переплывал с угощенья на бармена, моя рука сама потянулась к стакану и поднесла его к губам. Я слишком поздно поняла, что делаю то, чего, собственно, не желаю. Ключевые слова: слишком поздно. Потому как двумя большими глотками опустошила стакан, после чего меня передёрнуло. И затем всё поплыло. Сперва ненавязчиво так: легкое головокружение, которое можно с какой-то стороны определить как приятное. За головокружением пришла неожиданная усталость. Я, кажется, даже что-то соизволила сказать бармену, напоследок заметив, как его лицо приобретает довольное выражение.
В этом месте в моей памяти появляется первое белое пятно, когда между событием А и Б точно есть некий промежуток времени, за который могло произойти что угодно, а в памяти нет ни малейших упоминаний о событиях на данной прямой. Полагаю, что мой случай был вызван выпитым. Полагаю - потому что не была полностью уверенна в данном умозаключении.
Когда я открыла глаза, мой взгляд упёрся в посеревший потолок. Руки, спина и часть груди тупо ныли от боли, но меня не заботил факт наличия боли, как не интересовало и то, где именно я нахожусь. У меня не серые потолки, и воздух не пропитан запахом чернил и табачного дыма. Не поворачивая головы, я медленно обвела комнату взглядом, но, не найдя за что зацепиться, снова уставилась на невидимую точку на сером потолке. Из звуков я различила только приглушённый гул улицы, к которому со временем присоединились негромкие шаги и скрип половиц.
- Очнулась? – спросил чужой голос, и надо мной склонился тот самый бармен, который некоторое время назад угостил мою персону порцией виски.
Он сел рядом со мной на кровать, от чего та несильно прогнулась, и с интересом начал рассматривать моё тело. Оттого, что бармен уделял много внимания рукам и шее, в моё пустое сознание закралась догадка, что ноющая боль была делом его рук. Я вяло перевела взгляд на собственные плечи и всё, что я увидела, было тугие бинты, которых почему-то совсем не чувствовала, словно нет их вовсе. Бинты стягивали обе руки до середины локтя, плечи, часть груди и шею. Предполагаю, что нечто подобное повязки было и на спине.
Тем временем бармен примостился сверху на мне. И, не смотря на мягкие и нежные прикосновения к коже, которую не скрывала повязка, его взгляд не терял свою серьёзность, словно моё тело совсем не интересовало мужчину. Но в какой-то момент я вспомнила пару мгновения из дальнего, хорошего прошлого, и по моей щеке потекла тёплая слеза.
- Я не ошибся, - с довольной улыбкой произнёс бармен, ленивым движением стирая мокрую дорожку.
Что он имел в виду? Почему я в бинтах? Что произошло за то время, пока я была без сознания?
Но, не смотря на то, что эти вопросы гулким эхом проносились в моём пустом сознании, они всё равно стихали, не дождавшись своих ответов. Я безвольно смотрела на мужчину, в то время как тот не спешил что-либо делать по отношению ко мне. Но он ещё долго не сводил с меня взгляда, полного любопытства. При других обстоятельствах немую сцену можно было бы назвать романтичной. К примеру, двумя годами раньше. А сейчас я только и могла, что молча смотреть в лицо бармену, наблюдать его серьёзность и еле скрытое удовольствие.
- Тебе рано от меня уходить, - сообщил он мне, - спи.
После своих слов, он мягко провёл по моим губам большим пальцем, и моё сознание неспешно угасло помимо моего желания. Словно получило завуалированный приказ.
Моё второе пробуждение мало отличалось от первого. Всё та же комната, та же кровать, на которой я, подобно эмбриону, свернулась клубочком, задушив в объятиях подушку. В комнате было душно, потому что сквозь немытые окна пробивался яркий солнечный свет, который мгновенно заслепил глаза, стоило на него мимолётно взглянуть. Я повернулась на другой бок, показав знойному дню свою спину. Мы не созданы друг для друга.
Но не пошло и десяти минут, как к оголённой коже у поясницы мягко прикоснулись чьи-то пальцы, описали виток и так же нежно скользнули вверх вдоль позвоночника. Я даже не вздрогнула, с ленивым интересом ожидая, что же будет дальше, будто была не человеком, а куклой. С другой стороны, может, не так уж и ложной была эта догадка.
Тем временем, пальцы без былой деликатности схватили меня за плечо и резко повернули к краю кровати и яркому дню. Честно говоря, я до последней секунды не могла решить, какие чувства было бы уместнее испытывать, скрестившись с взглядом глаз бармена: облегчение, рождённое из надежды, что это он, а не головорез какой-то, или страх, оттого, что совершенно его не знаю и более того, не подозреваю чего от него можно ожидать. Я не испытывала ни того, ни другого. И, видимо, моё поведение нисколько не удивило бармена. Он мягко мне улыбнулся и произнес:
- Нам пора уходить. Оденься.
И больше ни слова. Мужчина поднялся на ноги и направился в другой конец комнаты. Я повторила его действия, с той лишь разницей, что осталась стоять у кровати, получив возможность осмотреть себя. Нагая по пояс, а там, где кожу недавно скрывала повязка, красовалась татуировка, в которой угадывалось переплетение цветов и пламени. И на руках, и на шее, и на спине, даже на груди нашли приют чужие краски. Её цвет был тёмно-серый, отчего выглядела на светлой коже вызывающе или, по крайней мере, необычно. Но в уголках сознания родилась мысли, что рисунок и его исполнение мне по вкусу, и, утвердившись с ней во мнении, я начала натягивать свою рубашку, рукава которой успешно скрыли часть татуировки. Оставшуюся часть творчества бармена скрыл платок, который он же сам заботливо завязал на моей шее.
- Замечательно, - констатировал мужчина и, взяв меня за руку, повёл к выходу.
Дорогу, по которой он меня повёл, я не запомнила: бармен быстро шагал в только ему известном направлении, увлекая меня за собой. Путешествие оказалось таким стремительным, что моему ленивому взгляду не хватало времени зацепиться хоть за что-нибудь. И улицы, и люди идущие по ним – всё слилось в один многоцветный поток. Может, бармен прилаживал все усилия, чтобы дорога не отпечаталась в моей памяти? Если так, то у него получилось. С другой стороны, вряд ли я когда-нибудь решилась бы отыскать то обшарпанное здание, куда меня завели.
Мой провожатый галантно открыл мне дверь и легко подтолкнул в открытый проём. Я беспрекословно подчинилась, у меня не было никакого желания ему сопротивляться. Интересно, возникло бы оно, если бы я понимала, что меня ведут на верную смерть? Риторический вопрос прозвучал и стих в моём сознании, оставшись без ответа. Мне всё равно, каким будет мой конец.
Первое, что встретило нас в помещении, была лестница, выполненная в старом стиле. Сама того не понимая, я собралась подняться по ступеням на второй этаж, но мягкий оклик: «Стой на месте» остановил меня.
- Урия! – громко позвал бармен, как только закрыл за мной дверь.
В ответ же была тишина: ни скрипа, ни шума – ничего, даже звуки с улицы были не слышны. Словно в здании было так же пусто, как и у меня в душе. Чем-то неуловимым это место начинало мне нравиться.
- Урия, где ты? – не унимался мой провожатый. Создавалось впечатление, что он точно знает – нужный ему человек здесь.
С минуту или две ничего не происходило, как друг со стороны второго этажа стали различимы шаги.

Продолжение будет! Это зарок самой себе.